Menu

Любовь Агафонова. Исповедница модерна. Художник Александра Коновалова.

Эпоха декаданса, ознаменовавшаяся в российском искусстве расцветом символизма – самое плодотворное в творческом отношении время, когда мистические веяния претворялись в удивляющие взор картины или поэтические образы.

Эта эпоха, о которой много написано, своеобразная грань между имперским покоем и грядущим революционным хаосом, во многом этот хаос породившая. М. Врубель, А. Бенуа, В. Борисов-Мусатов, футуристическая Н.Гончарова — в живописи; Вяч. Иванов, Надсон, Ахматова, молодой Мандельштам — в поэзии; Скрябин и Рахманинов — в музыке; Нижинский, Ида Рубинштейн, Дягилевские Русские сезоны…

Можно захлебнуться от имен и искрящихся творений людей, наделенных божьим даром, будто Ангелы в конце времен побаловали смертных рассказами об Эдемском саде. Искушенный любитель искусства знает эти имена наизусть, повторяет как нарицательные. Но не только они творили тогда.

В это же время творческого всплеска существовали удивительные художники, не участвовавшие в бурной выставочной деятельности, не входившие в знаменитые объединения и группы, но не менее интересные, создававшие произведения не меньшей художественной силы, чем именитые мастера. Одним из таких творцов является Александра Сергеевна Коновалова.

Она родилась в Москве в 1883 году. Под влиянием поэтических настроений и суфражистских стремлений к самостоятельности, шестнадцатилетней барышней, в 1899 году, она поступает в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, доучивается уже в Строгановском училище, на курсе стилизации цветов.

В 1903 г. она оканчивает училище уже сложившимся художником. Ее учителями были выдающиеся мастера русского символизма – М.Врубель, И. Нивинский, Шехтель. В первую очередь и естественно, огромное влияние на ее творчество оказал Михаил Врубель. Мифотворчество, культ удивительного, балансировавшего на грани яви и сна, то, что отличается от религиозной и бытовой нормы, аффективность ужаса или уныния, характерное для Врубеля, породило символистские образы у художников «Голубой Розы», на выставках которой Врубель позиционируется ими как учитель.

Театральность образов, присущая художнику, развивается и в живописи, и в литературе. Для Блока и Белого он – импульс их творческой деятельности, как музыкальность – импульс для символистской живописи. Принципы искусства складываются при обращении к нематериальным средствам, а именно к музыке, к эпосу.

Живопись становится не отображением истории или бытовой культуры, а чем-то надмирным. Вымысел и сон рождают хрупкие, эфемерные картины, на которых не остается места для буквального восприятия, а чувства: от сакрального экстаза до эротического переживания. Для передачи этого ненужной становится перспектива и глубина, четкое исполнение живописных канонов, плотность мазка.

Напротив, главенствует размытость, придающая легкий флер фигурам, прозрачность рисунка, плавность нечетких линий, подобно музыкальным фразам – все, что может соотнести человеческая фантазия с предложенными художником эмоциями.

«В связи с этим закономерным становится обращение живописцев к легким графическим техникам — гуаши, акварели, пастели…, что позволяет достичь ощущения ее бестелесности.» (И. Гофман. «Голубая роза». М. «Варгиус» 2000 г.)

И естественным является соблюдение этих принципов и у Коноваловой. Она не только учится у Врубеля, она участвует, как подмастерье, в осуществлении его декоративных панно, исполняя черновую часть заказов.

И после ухода учителя из жизни Александра Коновалова продолжает писать, в основном акварелью, используя посыл наставника. В ее акварелях присутствует гармоничный синтез сказочного чувствования и прикладного исполнения, присущие Врубелю. Особенно это видно в сохранившихся эскизах Коноваловой к декоративным росписям.

Ее глубокие знания русской и европейской мифологии, увлечение поэзией символистов, породило интригующе загадочные образы, будто приоткрытое окно в иной мир с присущими той эпохе аффективными, мифологическими изысками.

В МУЖВЗ она учится одновременно с П. Уткиным, Н. Милиоти, Н. Сапуновым, П. Кузнецовым, поступившими туда на два года раньше и создавшими знаменитую «Голубую розу», в которую Коновалова не вошла, но, безусловно, среда, от которой ее искусство питалось, была с ними общей. Акварели Коноваловой родились от «символических фантазий» Врубеля и «ретроспективных мечтаний» Борисова-Мусатова, Сомова, Уткина.

Она продолжает «искать правду в красоте, ускользая от жанровых и стилевых определенностей… вырываясь из плена времени, утраченного, а тем более сиюминутного, бунтуя против исторической необходимости, против дискретного, стадиального.» (В. Леняшин. «Дягилев и его эпоха» ГРМ 2001 г.).

В символистских, мифологических акварелях Александры Коноваловой присутствует ощущение одновременности вчера и сейчас, реального и инфернального. Она погружает, с не меньшим мастерством, чем Милиоти или Борисов-Мусатов, в пространства неведомые, не насилуя сознание зрителя, а музыкально-легко увлекая в хоровод мистификаций.

Это сродни детским ощущениям, когда слушаешь сказку: каждое новое слово усиливает интерес – что дальше, какая разгадка у таинственной истории? — и уже нет сил не увлечься, не поддаться этому искушению, окутанному загадочностью.

Акварели А. Коноваловой рубежа 1900-1910-х гг. – отражение художественной жизни, тонкие цитаты эпохи русского модерна. Она, исповедовавшая те же принципы, что и ее современники-символисты, погруженная в общую культурную среду с ними, также компилятивна к ним, как, скажем Сапунов к Уткину: те же полутона, то же «сфумато», та же хрупкая музыкальность образов.

Длинные, словно дождевые нити, акварельные мазки («После объяснения», «Руслан и Людмила»), сменяются их жемчужной прозрачностью («Золото Рейна», «Пленница Змея»). Ее приверженность к новизне приводит, к концу десятых годов, к плакатной откровенности красочных композиций, знакомых по Петрову-Водкину, к обобщению фигур («Беление холста»).

Активная выставочная деятельность А. Коноваловой в первый наиболее яркий период творчества приходится на 1914-1918 гг., когда она вошла в общество «Свободное творчество» (Москва 1911-1918). Выставки «Свободного творчества» проходились на Рождество и продолжались до середины февраля.

Состав экспонентов в разные годы менялся, и качественно, и количественно. Наряду с такими мастерами как Ап. Васнецов, М.Нестеров, В. Беляницкий-Бируля, А. Шевченко, Д.Бурлюк выступала и А. С. Коновалова. Естественно, окружение, взаимовлияние и творческий поиск сформировали новый изобразительный язык. К концу 1910-х гг. она находит новые изобразительные средства, отходит от эстетики символизма, обращаясь к более традиционным сюжетам.

Позднее, уже в тридцатые, подвергнувшись антиформалистической атаке официоза, она — твердый реалист, но тяга к мифотворчеству, любовь к сказочному и загадочному и тогда не покидает художницу.

Коновалова, живя на Чукотке, куда ее выбросила страшная реальность сталинской эпохи, обращается к мистической традиции аборигенов. Уже не мистифицируя с образами, всего лишь изображая шаманов («Обрядовый танец»), иллюстрирует сакральную жизнь Севера.

К сожалению, те крупицы информации, которые удалось собрать, не могут обстоятельно рассказать об удивительной художнице начала ХХ века, об обстоятельствах ее жизни и смерти. Нам достались только ее акварели – замечательные произведения искусства, достойные занять место в истории культуры.

Искусствовед, арт-директор Галереи «Веллум» Любовь Агафонова

 

Использованная литература:

И. Гофман. «Голубая роза» . М. «Варгиус» 2000 г.

В. Леняшин. «Дягилев и его эпоха» ГРМ 2001 г.

Золотой век художественных объединений в России и СССР (1820-1932). Справочник. Составители Д. Я. Северюхин, О. Л. Лейкинд . Издательство Чернышева, Петербург 1992г.

 

Добавить комментарий