Menu

Статья Любови Агафоновой к 85-летию Д. Плавинского

Дмитрий Плавинский определял свое творчество как структурный символизм. Несомненно, в его работах есть полный набор характерных черт символизма — экспериментаторство, смешение символов, намеки, недосказанность, загадочная образность. Но у Плавинского последовательность символических рядов именно расщепляется и погружается в пласты времен — прошлого, настоящего и будущего. Одновременно не боится играть с сиюминутным, цитирует новостные дайджесты, вплетая впечатления и собственную повседневность — изображая самого себя, свою семью, информацию из ежедневных газет: «Нью-Йорк в зеркале телескопа Хаббл», 2002 год. И в итоге эксперимента, по слову Павла Флоренского: «Тайна мира символами не закрывается, а именно раскрывается, в своей подлинной сущности, то есть как тайна».

Дмитрий Плавинский «Нью-Йорк в зеркале телескопа Хаббл» 2002

В случае Плавинского напоминание о буквальном переводе слов «структура» и «символ» вполне уместно: на своих холстах он именно исследует взаимосвязь составных частей знаковых сигналов — символов. По определению самого художника: «Символы выстраиваются в горизонтальные ряды в структурно-временном пространстве. При вертикальном их прочтении возникают проступание одного в другом, наложения, вытеснения, столкновения и взаимоуничтожения».

Плавинский создал собственный изобразительный язык, то есть свою знаковую систему. В этой системе он добивается такого значения символа, в котором язык и идея совпали.

Плавинский использует космогонические темы, практически каждая его крупная работа — это хитросплетенный узор размышлений о рождении и умирании вселенной, как это можно увидеть в монотипии «Крыса» 1961 года.

Предметом его художественного исследования становится мифология языческая, древнеславянская, а также художник обращается к восточным мифам, много говорит о египетских представлениях о смерти и воскрешении.

Д. Плавинский «Путь в бесконечность» 2011

Большая история творчества связана с православием, но православием не как проявлением церковного обряда, а как культурологической основой русского средневековья, с которым Плавинский сталкивался, приезжая в старые деревни. Тогда многие собирали церковные иконы и утварь. Дмитрий Петрович увлекся коллекционированием и использовал эти предметы в своих произведениях.

Несопоставимые, казалось бы, коды разных народов и разных религий гармонично сочетаются в произведениях Плавинского. Здесь и античный миф, и обращение к математической формуле. У него и то, и другое, и третье — он жонглирует аллюзиями, как шарами. Возможно, к этому жонглированию не стоит относиться столь серьезно, как относятся многие современные искусствоведы. Мне кажется, что художник немного подтрунивает над зрителем, вводя его в литературно-живописный диалог. В этом его гениальность. Как пишет сам Плавинский: «Принято думать, что художник раскрывает себя в своих произведениях. Совсем обратное: художник шифрует свое “я” системой иероглифов. Прочесть их дано не каждому, и последний из символов прочтению не поддается».

Дмитрий Плавинский «Строящееся Евангелие» 1976

Но, как и полагается большому художнику, Плавинский использует в своих картинах  и  собственные наблюдения за удивительными и странными природными процессами. Он был визионером. Об этом пишет и вдова художника Мария Плавинская, вспоминая случай, как Дмитрий Петрович однажды спросил ее, видит ли она Женщину в Белых Одеждах. «Вон Она, стоит молча рядом с окном и смотрит. Потом исчезла». Вскоре после этого он напишет «Видение Пресвятой Богородицы Дмитрию Плавинскому в Пскове в 1961 году».

Дмитрий Петрович Плавинский оставил не столь многочисленное наследие, как, например, его соратники и друзья Анатолий Зверев и Владимир Немухин. Каждое свое произведение он создавал долго и кропотливо, постоянно возвращаясь к литературе и к мифу, добиваясь в хитросплетении символических рядов, по определению Алексея Лосева, приведения «символизма в степень наивысшего реализма». И потому при погружении в таинственный мир Дмитрия Плавинского невольно вспоминается парадоксальное утверждение Мартина Хайдеггера: «Творение и есть символ».

Добавить комментарий