Олег Целков. Портрет Аллы Онищенко

Олег Целков “Портрет Аллы Онищенко” 1973 г. холст, масло 60х40

Еще в ранней юности судьба привела будущего экспериментатора к тайным запасникам Третьяковской галереи, где ему открылись тайны первого русского авангарда, и он получил возможность копировать работы мастеров 1920–30-х годов. Сын русского крестьянина, “человека земли”, и еврейской матери родом из Белоруссии, Олег Целков вобрал в себя культуры разных народов, очевидно, унаследовав тот сплав мировоззрений, которые формировались веками в среде разных консервативных ментальностей. Он – словно дитя эпохи модерна, а его семья была своего рода символом новой жизни после революции, когда на уровне идеи стремились к смешению всевозможных культур, а их синтез должен был породить “нового, совершенного человека будущего”. Благодаря этой своей “маске” – или “морде” – Целков посредством цвета и объемов словно оживляет неживое, и оно бесконечно движется на нас. Художнику удается достигнуть той степени динамики, которая преодолевает статическую плоскость холста: где-то что то высветляется или уходя во мрак. Портрет для Целкова это зеркало общества и одновременно и внутренняя проекция.

Надо отметить, что у “нового советского человека” было сильно развито фольклорное мышление, поскольку большинство советских людей формировалось в контексте народной, низовой культуры.
Авангард 20-х “играл” с этими истоками, но их переработка вряд ли была понятна большинству людей, не умевших по началу читать и писать. С наступлением эпохи оттепели появилось, в результате естественной смены поколений, и поколение художников, исследующих эти предания, забытые или запрещенные официальной доктриной как отжившие себя. Некоторые из них интуитивно или сознательно обращались к глубокому изучению древних культур, пытаясь понять, как формировалась наша цивилизация и куда же ведет людей современность, в рамках которой они существуют.

Ценная картина раннего периода “Портрет Аллы Онищенко” 1973 г. холст, масло 60х40 относится к знаменитой серии портретов современников, “подвешенных на гвоздях”. Уже тут колористическое решение ограничивается несколькими спектральными цветами. Сюжет — то ли отсылка к театральной маске (Целков работал в театре) то ли интуитивное обращение к архаике: например у германо-кельтов был обычай прибивать головы принесенных в жертву к деревьям. Одновременно голова у древних — это храм в котором обитает животворяющее божество. Вобрав в себя все древнейшее, человеческое, преобразовав его в своем настоящем, художник констатирует, что словно само время символически приносит в жертву его близких друзей и единомышленников. Портрет в брутальных тонах для Целкова- это зеркало общества и одновременно и внутренняя проекция: ухвачена сама суть, индивидуальность портретируемого во контексте его современности и в контексте судьбы целого поколения одновременно. А еще это сказочный «Голем” Целкова — это очень изменчивая метафора с, казалось бы, безграничным символизмом. В еврейской мифологии данное существо полностью создано из неживой материи, обычно глины или грязи. Это может быть жертва или злодей, мужчина или женщина, а иногда и то, и другое. Мифическое антропоморфное существо, где под антропоморфностью подразумевается перенесение человеческого образа и его свойств на сверхъестественных существ или в область абстрактных понятий. В Псалмах, каббале и средневековых писаниях слово “голем” использовалось как термин для обозначения бесформенного материала.

Все големы создаются из грязи именно теми, кто близок к божественности. И в данном случае Целков как творец-создающий – режиссер “театра нашего бытия” – постоянно воспроизводит то, что, по его словам, сам не может понять. А сам акт создания этого вечного болвана, мутировавшего гиганта мыслится как некое забавное безумие. В эпоху оттепели проблема индивидуального в коллективном – частый предмет изучения. Затрагивая проблему личности, художник констатирует тот факт, что субъект способен растворяться в коллективном бессознательном, в ядре своего архаического начала. “Для меня не было и нет ни учителей, ни правил. Единственный закон — это я. Я и начало, и конец бытия” — говорил о себе сам мастер, решив поставить себя на место Бога. “Да будет человек!” — словно провозглашает иронически Целков и создает, по его собственным словам, “Морду” – активизировав древнейшие свойства обезличенной материи. И в этом смысле будь то маска, повешанная на гвозде,  или “глиняный” истукан Целкова — все это напоминает “незавершенного человека” в глазах Бога.

Автор текста: Лидия Вулох